Идеологическая диверсия

Когда дело близилось к оргазму, раскоряченная поза совокуплянтов позволила безымянному, но исключительно дерзкому какому-то комару самозабвенно и совершенно безнаказанно вонзиться в Пашкино очко, прямо в розочку, прямо в центр. Не то что бы это усилило общее впечатление от вполне заурядного мероприятия, скорее прошло незамеченным, ибо секс на природе уже само по себе дело увлекательное, но след, до поры незаметный, оставило. Закончив соитие типовым набором гидравлических стонов, молодые люди отдышались и, перекурив, отправились провожаться по ночному городу в тёплую темень августа. Танюха была девчонкой хорошей и заслуживала уважения, а что еще нужно молодому вольному штурману в малознакомом портовом городе. Где-то уже ближе к центру, Павел заметил, что теряет нить разговора. Очко чесалось. Сначала он пытался унять накатывающийся крапивный зуд, вертя щуплыми ягодицами, не помогало, потом разнообразно играть анальными мышцами, бесполезно. Ковырять пальцем в заду при даме казалось как-то не культурно.
— Чего кривляешься? – в конце концов, не выдержала дама, Павел объяснился, Татюха рассмеялась и посоветовала веточку сломать, он метнулся в заросли, но флора не поддалась, оказавшись подло колючей, Пашка жалко взвизгнул, подруга нервно хихикнула в кулак. Терпеть уже не оставалось никаких сил. И тут на глаза попался аккуратный штакетник из заманчиво тонких реек. Удар ногой и обломок рейки оказался в руке. Павел присел на корточки и принялся чесаться, воздев очи к небу, сощурившись и вытянув губы в протяжном о-о. У подруги началась истерика. Почувствовав облегчение, Павел горделиво выпрямился, вышвырнул обломок рейки куда-то в темноту и с улыбкой сделал шаг вперед. Зуд тут же обострился с еще большей силой.
На следующий день, проходя мимо того места, где пользовал штакетник, Пашка столкнулся с группой солидных дядек с милиционером у забора, рейки которого оказались выбиты аккурат через одну, а обломки экспрессивно разбросаны по газонам. Солидные дядьки негодовали, милиционер виновато внимал. До слуха долетали гневливы фразы типа «идеологическая диверсия…» и «я этого так не оставлю…». Павел, небрежно насвистывая хроматическую импровизацию, осторожно свернул глянуть на фасад здания, которое потерпевший забор огораживал. На красной вывеске с гербом значилось: Городской Комитет КПСС и Городской Совет ещё чего-то там. Пашка хмыкнул и не спеша отправился по своим делам, но к середине дня, закончив с ними, с делами, испытанным методом принятия на грудь, он почуял некую контрапунктную дисгармонию с космосом. Подкрались малодушные угрызенья мол, что он так некрасиво поступил и может быть с хорошими людьми и вообще, что-то тяготило. Пашка решил повиниться. От чего эти липкие волны совестливости накатывают особенно настойчиво, когда человек, будучи слегка подшофе, имеет неосторожность думать, заглядывая в темный колодец своего дремучего нутра, или ещё как-нибудь проявлять слабости душевные? Подгоняемый скребущим чувством вины Паша купил школьную тетрадку в полоску и самую дешёвую шариковую ручку. При этом подозрительно озирался всем телом, пытаясь дать понять окружающим, которым, к слову сказать, было глубоко безразлично, что он здесь совершенно не причём и вообще человек левый. Потом он пошёл на главпочтамт, перед дверью внимательно осмотрелся, нет ли хвоста, отсутствие которого его несколько успокоило, и засев подальше от народа, печатными буквами изложил всё как было, кроме Танюхи, естественно. Письмо вложил в купленный тут же конверт, но не стал его лизать языком из соображений конспирации, а мокнул палец в подушечку с водой и, заклеив, начертал адрес: «Горком КПСС, копия в ЦК КПСС, копия в Голос Америки». Письмо он опускал в ящик, прикрывая лицо рукой, якобы чешется бровь. Выйдя из здания, Павел направился в ближайший парк, нашел урну, где потише и, разорвав пополам, выбросил в неё тетрадь. Хорошо бы сжечь, да не хочется привлекать внимание, — подумал Паша и в другую урну выкинул ручку, предварительно вытерев её о рубашку. После этого хмель начал отпускать.
На следующий день Иван Павлович Черемных, первый секретарь Горкома собрал ближних на экстренное совещание.
--Полюбуйтесь, товарищи, — и сунул конверт в руки своему заму, — читай, читай, Семён. Вслух читай.
Тот порылся в поисках очков, нацепил их на кончик носа, достал из конверта тетрадный листок в линейку и, задирая подбородок, бесстрастным членораздельным басом прочел:
. АНОНИМКА
УВАЖАЕМЫЕ ТОВАРИЩИ, Я КУЗНЕЦОВ ВЛАДИМИР АЛЕКСАНДРОВИЧ, НАХОДЯСЬ В ВАШЕМ ГОРОДЕ, БЫЛ УКУШЕН МЕСТНЫМ КОМАРОМ ПРЯМО В ЖОПУ. ОКОЛО ВАШЕГО ЗАБОРА ЖОПА ТАК СИЛЬНО ЗАЧЕСАЛАСЬ, ЧТО НЕЛЬЗЯ БЫЛО ТЕРПЕТЬ, И Я ИСПОЛЬЗОВАЛ ЗАБОР. НИКАКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПОДОПЛЕКИ В ЭТОМ НЕТ И ЕСЛИ Б Я ЗНАЛ, ЧТО ЭТО ПАРТИЙНЫЙ ЗАБОР, ТО НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ СТАЛ БЫ ЧЕСАТЬ ИМ ЖОПУ. С ЛЁТЧИТСКИМ КОМСОМОЛЬСКИМ ПРИВЕТОМ, г. КРАСНОУФИМСК.

Потной дрожащей каплей оскорбленного самолюбия повисла мхатовская пауза.
--Вот! – разрубил тишину ударом ладони по столу секретарь, — Если мы с вами не будем чесать задницы, то о наши заборы будут чесать жопы всякие проходимцы! – этот партеец любил выражаться афористично. Завязавшаяся после этого матерная дискуссия сразу увязла в тенетах идеологической полемики с неврастеническими прениями, брызганием слюной в уважаемого оппонента и бросанием очков на стол. В результате горячечного общения у Ивана Павловича разыгралась стенокардия, и подскочило давление. Вызвали скорую, и первого секретаря в деловой панике увезли в областную больницу. Не смотря на все усилия медиков, на следующий день ветеран партии скончался. В тот самый момент, когда Иван Павлович судорожным ртом хватал последние порции воздуха, один из миллионов бойких Пашкиных спермотозоидов пробуравил таки стенку яйцеклетки в недрах Танюхиной матки тем самым включив известный процесс формирования новой перспективы.

© [B_O_T]anik Декабрь 2010 Мурманск