Шапочка с карманчиком

(гильётинизм)

Что уж говорить, семья Роспись-Дяевых была не из самых благополучных. Глава бухал, мать попивала, дочь Дуня тоже «совсем охуела» по авторитетному мнению родителей. Но Новый Год, он для всех новый, к тому же, Роспись-Дяевым сильно повезло, к ним пришёл настоящий Дед Мороз, то-есть всамделишный, самый что ни на есть, и подарил Дуне шапочку, о какой она и мечтала, светло-серую, с ушками и карманчиком, на котором нездешней вязью было выведено Hooi™. Дуня натянула её до самых глаз и лыбилась на обалдевших родителей, задрав подбородок, когда Дед Мороз осторожно поинтересовался, не будет ли каких пожеланий у предков в части поведения и воспитания их чада. На что папаня, с пьяных глаз, предложил Деду откусить ей голову, а то она «совсем охуела». Хорошо, в воспитательных целях можно, — ответил тот, приподнял шапку за пимпочку и, разинув рот, с лёгким хрустом отхватил Дунькину башку. Мамка грохнулась на пол, Дед Мороз, сглотнув голову, указал перстом на ребёнка и назидательно произнес, — пусть год так походит. А потом удалился, насвистывая «English man in New York».


Когда мать пришла в себя, безголовая Дуня сидела за столом и болтала ногами. Время от времени она хаотично проводила взад-вперёд ладонями над шеей, где раньше была голова, а потом беспечно бросала руки на стол. Похоже, ей нравилось быть безголовой. Вдруг она вскочила, пробежала мимо оторопело слипшихся родителей в свой угол, нашарила там бумагу и ручку, вернулась за стол и вывела каракулями во весь лист «мама, я хочу кушать». Оба Роспись-Дяевых мелкими шажками приблизились к столу. Мать, прочтя эпистолу, опять попыталась рухнуть, да супруг придержал. Раньше Дуня столь изящно не изъяснялась. Чо, корми ребёнка-то, — резонно выдавил отец и повлёк жену на кухню. Там они, панически гремя утварью и хлопая дверцами, сготовили какую-то кашу и через воронку влили в дочкин пищевод, потом херакнули туда стакан компота и умиротворённо переглянулись. Ребёнок нацарапал на бумаге «спасибо» и убежал играть вполне счастливым.


Оклемавшись, Роспись-Дяевы долго сидели на кухне, моргали в ночь, молчаливо подперев головы кулаками, но так ничего и не решили. Надо было привыкать. Ну, собственно, как-то так жизнь и пошла дальше, в новом формате.


Папаня явил заботливость доселе несвойственную, нашёл пробку от шампанского и заткнул Дуне пищевод, чтоб оттуда не брызгало и всякая хуйня туда не летела. Теперь, когда ребёнок хотел есть, пробку открывали с характерным чпоком, а дальше — по накатанной: воронка, каша, компот. Всё кормление занимало шесть секунд. Ни капризов, ни нытья. Тоже позитив, чо. Мало того, Роспись-Дяевы бросили пить. Оба и сразу. И это не замедлило отразится в виде появления холодильника.


По делу-то надо было оформлять инвалидность, но пыльные чинуши в собесе, надменно поскролив чо-то там в мониторах сказали, что такой категории нет и Роспись-Дяевы радостно вздохнули, их дочь — не инвалид. А в чём дело-то? Ребёнок самостоятельно бегает в магазин за хлебом вприпрыжку, вытирает себе жопу и делает уроки. Ну, не говорит, не слышит, да и Бог с ним. Правда, она ещё и не видит, но это как-то не напрягало.


В классе Дуню пересадили на первую парту, задним стало лучше видно доску. Училка аж поплакалась товаркам в курилке, жаль мол, что она одна такая, еще бы семерых апгрейдить, тогда будет гармония и образовательный процесс. Да и учиться Дуня стала лучше, начала осваивать бас гитару. Сперва родители провожали и забирали её из школы, мало ли в колодец провалится, а потом она и сама отлично стала добираться. О протезе даже и не задумывались, где его найдёшь-то, разве в Швейцарии, там с инвалидами носятся как с торбами, да и деньжищь наверно стоит. Нет, не поднять Роспись-Дяевым такой расход, не поднять, пусть уж так. Один таксидермист брался, вроде, так ему голову, вишь, подавай.


Профессор приезжал с области. В бородке, очёчках, всё чин-чинарём. Слушал, пальпировал, нашёл, что ребёнок практически здоров, кто бы сомневался. Уходя, изрёк: «Типичный humonnoidus bezmozglus», и вручил Дуне петушка на палочке, дурак. На летних каникулах отправили в лагерь, но и там Дуня не ударила в грязь лицом, а наоборот даже выиграла стометровку. К концу года она уже рассекала как заправская сурдопереводчица, освоила Брайля, фтыкала слэпом что твой Пасториус и немножко чревовещала. Недовольна была только школьная врачиха, девочка до сих пор не обследована по зрению.


И пришло 31 декабря. Роспись-Дяевы надраили медь и дежурили в новых подтяжках. Когда в дверь позвонили, они хором рявкнули: «Открыто!» Дед Мороз ввалился с красным носом и не менее красными глазами. Спросил, заикаясь, как вело себя дитятя, тут Роспись-Дяевы загалдели в восторженном ключе, но Дед, глядя прямо перед собой, отодвинул их властным жестом и полез в мешок, достал голову и повернувшись спиной к родителям начал её пристраивать на место, что-то бубня в бороду. Когда он пару раз уронил голову на пол, Роспись-Дяевы поняли, что Дед пьян в сракотан. Провозившись над ребёнком минут двадцать гость повернулся и, передав неприкаянный орган как мяч в руки отцу, перегарно изрёк:«А-а,» и направился к выходу, сильно шатаясь. Уходя, он пытался насвистывать что-то из Вагнера и уронил лыжи.


Когда ребёнок уснул, а голова, уложенная в пакеты была припрятана на балконе, Роспись-Дяевы собрались на кухне. Мать сидела за столом и плакала, а отец метался из угла в угол, курил и шипел.
-- Блядь!
-- Не ругайся, Лёша.
-- Ненавижу! Ну что за страна! Вот они все такие! — тряс он сигаретой перед носом жены, — кругом одно говно, бухое, безрукое и бляди!
-- Ну, Лёша.
-- Убью гада! Падаль сугробная с посохом!
-- Да, ты что, успокойся, — и супруге пришлось унимать мужа, мол всё не так плохо, прожили и дальше проживём. От усердия у неё даже слёзы высохли.
-- Что с головой-то делать, она же испортится весной.
-- В морозилку переложим, там места хватит.


На кануне Рождества звонок под вечер, мужчина с бородой, в добротном кожаном пальто на меху, зашёл, хорошо мать открыла, и говорит, поминутно извиняясь:
-- Простите великодушно, — а сам мелко так кланяется, — я тут у вас на прошлой неделе оставил это… мешочек и посох, ну и это, ребёнок-то дома?
-- Дома, позвать? — почему-то шёпотом спросила Роспись-Дяева.
-- Да, пожалуйста, и это… ну, как бы… подарок…
-- Голову принести?
-- Да, если вас не затруднит…, я накосячил надысь, сейчас всё исправлю, вы уж это… простите.
Мужчина быстренько совокупил разрозненные части тела и удалился, не переставая кланяться и извиняться.
Мама, увлажнев глазами, посадила Дуню на пуфик и примерила ей шапочку с нездешней надписью Hooi™.
-- Как раз. Посиди пока тут, пойду отца подготовлю.



® © [B_O_T]anik ™ февраль 2012 Варандей